Настоящий чёрт в гарнизоне
Настоящий чёрт служил в нашем гарнизоне. Мы с ребятами стояли ошеломлённые увиденным, а тело изверга заколотилось в агонии, стало обрастать шерстью, перед нами лежал чёрт!
Армия, это то место, где из мальчиков делают мужчин. Пришёл хлюпик хлюпиком, от маминых пирожков щёчки как у хомячка, на перекладине висит червяком, подтянуться ни разу не может. А годик прошёл, появилась выправка, мышцы силой налились, смекалка выработалась, одним словом – парень хоть куда! Готов к труду и обороне! Демобилизовался, пришёл домой, красавец в военной форме - родителям гордость, от соседей уважение, девчонки глаз не сводят, вот что значит послужить в армии. Особенно это чувствовалось, когда мы жили в другой стране, которая называлась Советский Союз - великий, нерушимый, так считали мы тогда.
Мой срок службы выпал на конец семидесятых. Призвался осенью, у нас на Урале уже снежок выпал, загрузили нас, новобранцев стриженных, в самолёт и в Германию. Служили в ту пору два года, служба мёдом не казалась, попал в войска ПВО. Дивизион противовоздушной обороны: квадрат километр на километр, обнесён двумя рядами колючей проволоки, внутри ракетные установки нацелены на охрану воздушных рубежей Германской Демократической республики. Особой «дедовщины» в нашем подразделении, можно сказать, не было.
По первости, конечно, чтобы поубавить прыти и выбить гражданскую пыль «старички» поработали с нами. Кому словом помогли, кому кулаком в челюсть, а как иначе? Если пришёл я с вольной жизни, гонору выше крыши, силёнка имеется и как положено служить не желаю, тут поможет только воспитательный мордобой. И всё! Порядок боец осознал, перестроил мозги и поведение на нужный лад. На утренней пробежке – первый, в учебном классе теорию ловит на лету, кто ему что предъявит? Служи парнишка спокойно, придёт твой черёд, так же будешь учить молодых. Я эту науку быстро усвоил, слова сержанта: не можешь - научим, не хочешь – заставим, - принял безоговорочно.
Через полгода получил лычку ефрейтора, и погоны сержанта не казались уж такой неприступной крепостью. Солдатская служба, самая крепкая и бескорыстная, помогали друг другу как могли. Офицеры нашего дивизиона, ребята молодые, только что после училища, нашу жизнь не усложняли. Если привозили из гарнизона что-нибудь вкусненькое обязательно угощали, потому-что случись что серьёзное солдатик за своего командира жизнь отдаст. Сколько было всякого, связанного с армией, сейчас уже и не упомнишь, запоминается только хорошее, особенно то, что с юморком.
Но одна история зацепилась в моей памяти крепко и чёрной тучей прошлась по светлому армейскому небосклону. Служил с нами прапорщик один, фамилия редкая – Юрчилло. Заведовал хозяйством, но лез во все дыры, куда можно и нельзя. Лицо неприятное, хищное какое-то, глаза непонятного цвета, взгляд колючий. Все старались держаться от него подальше. Есть такие люди, побудешь с ним рядом, а потом такое состояние, как будто весь день мешки с цементом таскал, тяжесть, усталость во всём теле, и ощущение грязи, так и хочется под душ побыстрее.
И была у этого прапора вредная привычка, цепляться по любой мелочи к солдатам, особенно к молодым. То ремень слабовато затянут, то подворотничёк не достаточно свежий, то, как стоишь перед офицером! Это он то, офицер, у которого одна забота, тушёнку налево сбагрить. Мы, хоть и привыкли к этому, всё же старались как можно реже попадаться ему на глаза. Но все вынашивали одну мечту – встретить его на «гражданке». Когда всех касается эта колючка, не так уж оно и больно, но когда она сосредотачивается на ком-то одном - беда. Вцепился Юрчилло, прямо как клещ, в землячка моего, Серёгу Рябинина. Проходу парню не давал, чуть что – наряд вне очереди, всё ему в Серёге не так, замордовал парнишку. По несколько раз за ночь поднимал, что бы тот строевым ходил по плацу.
- Что ему от тебя надо? – разговаривали мы с Сергеем.
- Не знаю, Толя, прямо пьёт кровь из меня, как вурдалак. Он меня до такой степени уже довёл, что у меня в голове вертится только одна мысль – грохнуть его из автомата и будь что будет, не могу я больше его терпеть.
Самое главное, стали замечать, чем изощрённее издевается он над Рябининым, тем больше сам преображается, молодеет сволочь, румянец на все щёки разливается.
Однажды Серёга мне говорит:
- Сегодня ночью поднял меня Юрчилло, вывел в туалет и заставил зубной щёткой чистить унитазы. А потом отжиматься триста раз от пола. Веришь, нет, глянул я на него, а это не человек: морда звериная и клыки торчат. Хотел бросится я на него – не получается, не ударить, не вцепится в него зубами, руки не слушаются, весь как ватный.
Через неделю обнаружили мы Серёгу в бытовке повешенным, не вынес землячёк мой, наложил на себя руки. Прибыла комиссия, расследовали это дело. Пришли к выводу, что Рябинин был излишне чувствителен, и любая работа для него была пыткой, на лицо психическое отклонение от нормы. Возненавидел я этого прапора, а что сделаешь, выше крыши не прыгнешь. Вижу, все здесь, и командный состав и рядовые, под калпаком у него, влияние он на всех оказывает и немалое, попросту сказать – боятся его все. Стал я за ним наблюдать, не зря он ужас на всех наводит.
Увидел я его ночью однажды при лунном свете и от страха колени затряслись. Я в это время с дежурства возвращался, вижу, куда-то торопится Юрчилло, я за ним, и как только луна осветила его - ахнул! Да это же чёрт! Самый настоящий! Покрытый шерстью, с рожками, с хвостом, только морда больше на кабана похожа, и клыки как два ножа из под верхней губы выставились. Я окаменел, ни рукой ни ногой пошевелить не могу, а он повернул ко мне голову, захохотал и погрозил пальцем.
Через три месяца этой комиссии пришлось снова в нашем дивизионе расследовать подобный инцидент, молодой солдат застрелился в карауле. И опять никто не виноват, не подготовленный к службе юноша со слабой нервной системой. Я не выдержал и доложил о прапорщике нашему замполиту. Удивительно, я говорю а майор как будто меня не слышит, рассматривает что-то на потолке, хмыкает, ну не в себе человек. Думаю, что тут тоже не обошлось без дьявольщины Юрчилло. Нечистая сила в воинской части, да быть такого не может, кричало моё сознание, но глаза подтверждали, что это так. Страшная слава пошла о нашем дивизионе: вешались, стрелялись, умирали совершенно здоровые ребята. Я уже за себя волноваться стал, ведь погрозил же он мне пальцем, видать намекнул, что и твоя очередь придёт.
Время в таких условиях тянулось медленно, полгода мне оставалось до «дембеля», по армейским меркам я стал «дедом». Прибыло к нам, с новым призывом, новое пополнение - юнцы-солдатики. И был среди них паренёк, худенький, светленький, с постоянной улыбкой на лице, синие добрые глаза, мы ему даже кличку дали – ангелочек. Умный, исполнительный, у нас «дедушек» к нему никаких претензий – показательный боец. А вот Юрчилле он как кость в горле, и уцепится-то ему к солдату не за что, всё делает парнишка на пятёрочку. Прапор, как обычно, ночной подъём бойцу и по полной форме со своими издевательствами. Юнец выполняет всё, не устаёт, и главное – улыбка с лица не сходит.
Не по зубам орешек, ни какого удовольствия, как ни старался прапорщик унизить и растоптать человека, ничего не получается. А когда увидел, что на шее у парня святое распятие – крест, случилось с ним что-то необъяснимое, стал заговариваться, рвать на себе волосы, и нести какую-то чушь. Верующим оказался парень, что для того атеистического времени была редкость. Я то понял, вот сейчас идёт борьба между светом и тьмой. Сколько раз впадал Юрчилло в состояние безумия, в бессильной ярости рвал на себе ткань кителя. Но всё же хитёр и коварен был чёрт. Утром после команды подъём, не встал с постели солдат, был мёртв, на шее синий след от рук, удушивших его, креста на шее не было. Ну, думали мы, сейчас уж он изведёт нас всех, если одержал победу над посланником божьим.
Но прапорщику не придало это сил, наоборот, ходил как в воду опущенный, трясущимися руками тёр виски, видимо мучила головная боль. Вечером, после отбоя, Юрчилло был дежурным по дивизиону, явно с ним что-то происходило, дикие испуганные глаза, губы что-то шепчут, если бы я не знал что это «нечистый», подумал бы – молится. И тут произошло то, чего собственно говоря мы давно хотели. Прапор впал в безумие, перочинным ножом начал отрезать себе пальцы на своих руках, кровища фонтаном брызнула в разные стороны! "Прости меня!" - кому-то неведомому кричала тёмная сила. С рычанием он выколол себе глаза, обрезал нос, вскрыл живот, внутренности выпали на пол, с остервенением начал пилить лезвием ножа по горлу, пока она не свалилась с плеч. Мы с ребятами стояли вокруг ошеломлённые увиденным, а тело изверга колотилось в агонии, и стало обрастать шерстью, перед нами лежал чёрт!
Анатолий Медвевев
