Заветное желание
На что пойдёт человек, чтоб исполнить своё самое заветное желание? На многое... Вот и Пелагея, не желая мириться со смертью первенца, заключает сделку с тёмными силами. Только невдомёк несчастной матери, что не её это сыночек к ней с того света вернулся...
Подошёл Мирон к постели да так и застыл с открытым ртом. Глаза выпучил, ртом словно рыба воздух глотает, слово вымолвить не может.
- Говорила я тебе, что дорогой подарочек мой, - произнесла девушка и прижалась к мужу.
Мирон как от огня от неё отстранился, смотрит, взгляд как у безумца.
- Ты что это удумала? - зашептал он. - Как такое возможно, чтоб дитя мёртвое воротилось?
- Окстись, Мирон! - возмутилась Пелагея. - Как язык поворачивается говорить такое! Не мёртвый он, что ни на есть живой! Подойди, да ручонки мягкие потрогай, головушку шёлковую погладь.
Стоит Мирон, как вести себя, не знает. Сам Ванятку своего хоронил, видел, как гробик закрывали, а он вот лежит, глазками смотрит внимательно.
- Как же так, Пелагеюшка? Не должно так быть, - говорит, а сам руку к малышу протягивает. Кожица мягонькая, чуть холодная на ощупь; присел Мирон рядом, взгляд отвести не может.
- Ты обожди, Мирошенька, - запела Пелагея, - просто свыкнуться надо, что Ванятка наш снова с нами.
- Не могу поверить, - проговорил Мирон, беря младенца на руки.
- А ты поверь, поверь, родименький, только не говори пока никому, дай мне самой счастьицу нарадоваться.
Положил мужчина ребёнка, пообещал жене, что не скажет никому. А у самого словно ум за разум зашёл, за дела да за добычу привезённую взялся, а сам как в тумане ходит.
Как в дом войдёт, так всё на мальца косится. Сидит тот на полу в комнате и вроде ручками-ножками шевелит, а лицо и взгляд непроницаемые, нет совсем в них искорки детской. Неуютно себя Мирон чувствовал рядом с ним. Попытался он было с женой поговорить, что, мол, лекаря бы позвать или батюшку с храма, это ж какое дело свершилось. Ведомо ли такое, чтоб с того света возвращались. Пелагея, как речи такие услышала, аж посинела вся со зла. На крик изошла, что не любы они с Ваняткой Мирону стали. А потом рёвом ревела, да так жалобно, что мужик и притих.
Через пару дней стал Мирон замечать, что как дома побудет, без сил совсем делается. С поля придёт и то не такой уставший, а как в дом войдёт, так подняться сил нет. На жену посматривает, а молчит. Да и Пелагея сама будто подурнела: синяки под глазами, бледная. Не выдержал Мирон как-то да и задал вопрос.
- А не чудно ль тебе, Пелагеюшка, что Ванятка наш, как немтырь? Ты вспомни его прежнего. Даже в болезни лежал, а всё ручки тянул да агукал. А сейчас что же? Только смотрит и молчит - ни звука, ни улыбки, чисто кукла тряпичная.
Молчит жена, все разговоры о странностях ребёночка словно не слышит. Как представит, что вновь потерять мальца может - сердце заходится.
Ночами тёмными сидит над Ваняткой да шепчет ему на ушко:
- Всё стерплю, никогда больше не разлучусь с тобой, никому тебя не отдам.
И на мужа теперь Пелагея через раз смотрит, обязанности свои как во сне выполняет. Спать теперь не с мужем ложится, а в другой комнате с ребёнком. И не сидят теперь они с любимой вечерами тёплыми на лавочке, тесно прижавшись друг к другу. Каждую свободную минуту Пелагея теперь с младенцем проводит. А Мирон и не настаивает, за любую работу берётся, только бы из дома на подольше сбежать: невмоготу видеть, как младенец за ним смотрит пристально, одними глазами водит да не шевелится.
В один из вечеров воротился Мирон с поля, поужинал, с женой о делах предстоящих поговорил да и спать ушёл. Проснулся ночью, а не поймёт отчего. Душно в доме, темнота; и вдруг звук странный ему слышится. Хотел было подняться с кровати, а не может. Лежит, словно расслабленный, тела не чувствует, одна голова да глаза шевелятся. И опять этот звук странный повторился, будто по полу что ползёт. Склонил голову, глаза скосил набок, да так и обомлел. Ползёт на четвереньках к нему Ванятка, глаза в темноте поблёскивают, как бусины стеклянные. Страшно стало Мирону, а младенец всё ближе подползает. Закричать захотелось, жену позвать, а и этого не может. Как ребёнок совсем рядом с кроватью оказался, взялся рукой за край одеяла, второй ручонкой за ногу уцепился и пополз вверх, а рука-то как лёд студит.
Влез Ванятка на кровать, на грудь Мирону уселся и смотрит внимательно, рассматривает. И вдруг ребёнок наклоняться стал, своё лицо к лицу отца ближе и ближе подвигает. Да будто порыкивать стал, как собака злобная. Губку верхнюю вверх приподнимает, а во рту ряды зубов маленьких, острых, словно иголки. Заколотилось сердце у Мирона, душа в пятки ушла, всю силу в жест собрал, поднял руку, три пальца щепотью сложил да и осенил себя крёстным знамением.
- Господи, помоги! - крикнул, весь страх свой в мольбу эту вложил.
Зашипел младенец, как котёнок дикий, и враз исчезло всё. Лежит Мирон один впотьмах на кровати, никого рядом нет, тишина в доме. Сердце бешено колотится. Мало-помалу в ноги, руки сила вернулась. Сел мужик на кровати, пот по спине ручьём льёт, не поймёт: то ли явь была, то ли сон страшный приснился. Встал, стараясь не шуметь, и вышел из комнаты.
Подошёл к кровати, где Пелагея с сыном спала. Лежит жена, сон крепкий, грудь мерно вздымается. Вытянул шею Мирон - посмотреть на ребёнка, а тот лежит с глазами открытыми, сам на отца смотрит. Поплохело Мирону; держась за стены, на улицу вышел, присел на крыльцо. Холодный воздух ночной в чувство привёл. Посидел мужчина ещё чуть-чуть да и вернулся к себе в комнату, но до утра глаз так и не сомкнул. Много передумал Мирон за остаток ночи. И решил, что жене ничего не скажет, а утром к бабке Агафье сходит да поделится тайной.
∗ ∗ ∗
Едва забрезжил рассвет, Мирон вышел из комнаты. Пелагею он застал сидящей на кровати, бледную, с синяками под глазами.
- Пелагеюшка, хорошо ли себя чувствуешь? - спросил он жену.
- Ночь спала плохо, будто и не отдохнула совсем, - ответила девушка.
В поле в этот день Мирон не пошёл, по дому жене помогал. Скотину накормил, воды натаскал. Пелагея по дому еле ноги волочила, тенью ходила, шаталась.
- Палаша, - начал Мирон, глядя на жену, - нехорошо тебе совсем, я вижу. Давай я бабку Агафью позову. Посмотрит, травки какие даст.
- Что ты! - вскрикнула Пелагея. - Она Ванятку увидит, нельзя его показывать никому!
- А когда же можно будет, Пелагея? - спросил Мирон. - Ведь он расти будет, чай не иголка, в кармане не пронесёшь. Всё одно рано или поздно люди увидят.
- Не рви мне душу, Мирон, - ответила Пелагея, - пусть всё своим чередом идёт.
- Хорошо, - продолжил муж, - про ребёнка никому говорить не буду, но к Агафье за травами тебе всё одно схожу. Боюсь за тебя.
С таким условием Пелагея дала мужу добро сходить к знахарке.
* * *
Ближе к обеду Мирон стоял в избе Агафьи. Был у него свой умысел: понял, что дело тут нечисто, что не их ребёнок назад воротился. Перед Агафьей и вывалил всё. Все свои мысли, страхи, да и про ночь прошедшую рассказал.
- Батюшки святы, - всплеснула руками знахарка, - знать, исполнила Пелагея задумку свою. Сходила-таки в Гиблый лес на болото.
- Так то разве не сказки стариковские? - спросил опешивший Мирон.
- Сказки, милый мой, тоже не на пустом месте слагаются, - ответила знахарка со вздохом. - Что ж делать-то теперь?
- Ума не приложу, - произнёс мужчина. - Палаша как тень ходит.
- Знамо дело, - пояснила Агафья, - нежить из ей силы тянет, а то и похуже чего.
- А чего похуже? - спросил Мирон.
- А похуже, Мироша, это когда упырь до кровушки добраться захочет. А Палашка твоя и не заметит этого, без чувств ночью спать будет.
Глаза Мирона расширились от услышанного.
- Это как же так, бабка Агафья? Что ж делать теперь?
- Эх, дура девка, не послушалась, - запричитала знахарка. - Думать надо теперь, как от упыря избавиться. А пока на вот, - знахарка ушла в другую комнату и через минуту вернулась, держа в руке мешочек. - Заваривай ей, да почаще пить давай. Чем больше она сейчас спать будет, тем для неё же и лучше.
Придя домой, Мирон застал жену сидящей у стола. Ребёнок сидел рядом, на полу.
- Пелагея, - начал мужчина, - Агафья травок тебе дала, чтоб силы восстановить. Сказала пить почаще.
- Сдержал ли слово? - спросила Пелагея мужа.
- Будь спокойна, - ответил Мирон.
Пелагея вышла в кухню, заварила в кружке травы. По кухне тут же разошёлся ароматный, пряный запах. Ещё не успела девушка и всю кружку испить, как тело налилось приятной тяжестью, потянуло в сон. Заметив, что жена осоловела, Мирон сказал:
- Ты приляг, Пелагеюшка, отдохни часок-другой, а я за ребёночком догляжу.
Встала девушка и пошла на постель.
