Кладбищенская казарма
Испокон веков все знали, что на кладбищах строить нельзя, тем более жилые помещения.... Но в Советские времена это считалось предрассудком.... А зря.
Жизнь военных всегда складывается по уставу. В ней нет места странностям. Однако что есть, то есть: случаются и совершенно необъяснимые вещи, о которых и рассказать никому нельзя. Я из семьи потомственных военных. Все мальчики по отцовской линии еще со времен Великой Отечественной идут проторенным путем - на службу. И, как говорится, без вариантов. Так что готовить меня к плацу дед взялся, еще когда я даже в школу не пошел. Двигалась моя военная карьера вверх как по накатанной. Еще бы! Тыл-то надежно прикрыт ротой близких и родных всех рангов и званий. Но и сам я, конечно, не плошал, дабы никого не посрамить.
Когда был командиром отделения или, как звали меня за глаза бойцы, комодом, в подчинение мне перекинули порядка тридцати новобранцев. Сам я на тот момент был немногим старше их, так что общий язык нашли быстро. И только они прибыли, выяснилось: негде их селить. То ли бумаги перепутали, то ли в расчетах ошиблись, но солдаты есть, а места им нет. Наш ротный, лысый крепыш с пышными усами, протер носовым платком свой «полигон» на макушке и распорядился разместить нас на выселках. Так называли новые казармы в стороне от основных зданий части. В тот момент все почему-то разом переглянулись. Я не понял, но виду не подал, отдал честь и вышел.
Бойцы томились на рюкзаках в сторонке, я решил перекурить и только достал папиросы, рядом вмиг материализовался Витек, невысокий и юркий старлей: «Ну чего там?» Я протянул ему одну сигарету и спросил: «Слушай, а чего всех передернуло, когда о выселках заговорили?» Витька прикурил и посочувствовал: «Не свезло тебе». «Не понял? - удивился я. - Казармы новехонькие, как построили, так и не жил никто!» Витек выпустил кольца дыма: «Построить-то построили, да только потом узнали, на каком месте». - «На каком?» - «На старом кладбище!» Я хмыкнул: «Ага! Что ж, когда строили, кости не заметили?» Витька пожал плечами: «Нет там никаких костей, истлели за пару веков, кладбище-то еще при царе Горохе было». Я удивился: «И чего тогда боятся-то?» Витек хохотнул: «Ну, говорят же, что нельзя типа. Приметы, поверья».
Можно-нельзя, а дело делать надо. Заселились мы в казармы, и в хлопотах-заботах о том разговоре с Витькой я быстро позабыл. Как-то ночью будит меня дневальный, от страха аж трясется весь: «Там с Федоскиным что-то странное...» - «Что?» - «Сами смотрите». Федоскин стоял в туалете у стены и бился о нее затылком, глаза открыты, но не моргает, нас не видит и не слышит. А потом вдруг обмяк, на пол повалился и засопел. Растолкали, а он - ни сном ни духом, как в туалете очутился. Вообще-то такие сбои бывают: попадает домашний мальчишка в армию, режим резко меняется, физнагрузка наваливается, плюс психологическое давление - вот пока организм и нервная система привыкнут и адаптируются, и не такое может случиться. Словом, значения я не придал, да и дневальному приказал помалкивать.
На следующую ночь я сам проснулся от шорохов, по коридору кто-то шел и тащил что-то тяжелое. Выглянул, а там трое бойцов четвертого за ногу волокут, а он не сопротивляется, в потолок таращится. Я опешил и как заору: «Стоять!» Ноль эмоций, даже не обернулись, за угол свернули. Я за ними, а там никого. Ну, думаю, дурачатся, засранцы! Забегаю в «спальник», а они все в кучу сбились у одной кровати. Я как рявкну: «А ну, построиться!» Вздрогнули, в шеренгу встали. Одного не хватает. Васильева, здоровенного детину, нашел под кроватью. Глаза дикие, вылезать отказывается.
Кое-как вытащил, вывел в коридор: «Рассказывай!» Отнекивался не долго, потом признался: будит его кто-то посреди ночи, он просыпается, а все вокруг, словно зомби, по комнате ходят, глаза мутные, руками размахивают, выкрикивают непонятное, а то и рычат по-звериному, друг на друга кидаются. На него втроем набросились, еле отбился. Ну точно дурачатся! Присмотрелся, а у бойцов какие-то ссадины, синяки на руках и ногах. И вид растерянный. Спросил, откуда побои - никто не знает. Приказал всем спать.
Этой же ночью кто-то настойчиво теребил меня за плечо, но мне хотелось спать и я отмахивался: «Отстань, дневальный. Сам разбирайся!» Но он не отставал, я глаза открыл, а рядом никого: «Что за хрень!» Прислушался - тишина. Попытался уснуть, не получилось, пошел в туалет. Иду, а там Федоскин стоит. Опять приступ, что ли? «Боец, почему здесь?» А он поворачивается, бледный как полотно: «Там женщина...» - «Что-то рановато, - говорю, - по женщинам-то скучать: неделя, как приехали». Федоскин уточнил: «Старая женщина. Бабушка...» Я озверел: «Какая еще бабушка?!» Федоскин замялся, подбирая слова: «Древняя».
Мне надоел этот бред, я вышел из туалета и посмотрел в окно, на которое указывал Федоскин. Поодаль стояла старуха, одетая в какой-то допотопный наряд. Что она здесь делает посреди ночи, да еще и в охраняемой части?! «Эээ...» - издал я нечленораздельное, глядя на Федоскина. Перевел взгляд обратно - бабки уже не было. «Нет тут никого. Спать, шагом марш!» Боец убежал, а я привалился к стене и серьезно подумал, что схожу с ума. Тут же вспомнился рассказ Витьки о старом кладбище. Но следом всплыл образ деда - скажи я ему такое, высмеял бы, а потом заставил носом землю рыть и доказательства искать, прежде чем на веру принять. Но я же видел бабку! И что это за чертовщина по ночам происходит? Но мой дед бы фыркнул: «То, что видим, не всегда значит, что оно существует на самом деле». Эти мысли меня отрезвили.
Дневальным на следующие сутки я назначил Васильева - здравого крепкого парня. В полночь вооружился телефоном и вышел из комнаты. Васильев дремал на посту, за что схлопотал от меня тычок в грудь. Мы вместе двинулись к казарме. Сначала все было тихо, но затем шорохи стали нарастать. Я приоткрыл дверь и выпучил глаза, из-за моего плеча высунулся Васильев и прошептал: «Что за на...» Пару секунд я ошалело водил глазами по сторонам, опомнился и принялся снимать на камеру. В бойцов словно вселились демоны. Все было - и рык, и крики, и драка. Продолжалась вакханалия минут пять, потом по одному они попадали на кровати и вот уже мирно спали как ни в чем не бывало. «Прям “Вий”, да?» - снова высунулся Васильев.
Утром я раздумывал, что с этим делать. Доложить ротному? Парней накажут или того хуже - в психушку запрут. Жаль, зеленые совсем... Я нервничал, курил одну за другой на углу здания, когда заметил помощника повара, бойца Потапова. Воровато оглядываясь, он скрылся в кустах и вскоре вынырнул с пучком травы в руках. Меня это насторожило. Но остановить Потапова не успел - появился Витька и стрельнул папироску. Перед обедом, пока бойцы руки мыли, приметил еще одну странность: тот самый пучок травы Потапов ловко достал из котла с заваренным чаем. Ну, это уж ни в какие рамки!
Подскочил, поймал его за руку, ору: «Ты че, гад, делаешь?! Если отравить хотел, под трибунал отдам!» Потапов испугался и попросил меня отойти. Тихо-тихо он сказал: «Товарищ командир, разрешите доложить. Не травил я никого. Наоборот. На плохом месте рота наша дислоцируется. Покойники ходят, живых мучают. Вот я траву в чай и добавляю, чтобы души успокоить, хотя б немного. У меня дед травником был, я кое-чего у него и набрался». Честно, врезать мне бойцу хотелось. Пригрозил ему, если его дурман-трава не поможет, на марш-броске он у меня попляшет. С того дня никаких странностей не наблюдалось. Но дурные сны нет-нет да одолевали. Пугали не сами кошмары, а то, что у многих они совпадали до мелочей. Я не исключение. Не обманул Потапов, хотя я не знаю, что он там в чай добавлял. Вскоре мы с той казармы съехали. Пока она до сих пор пустует. А видео то я удалил от греха подальше.
Игнат Рыжий, 35 лет
