Тамбовское восстание породило волка... оборотня
Дед Сергей с детства называл меня «волчонок», и это обращение ставило в тупик. С чего бы ему меня так именовать? Но когда узнал, почему я волчонок, весь мой мир перевернулся с ног на голову.
Так называемые исторические раны остаются не только на страницах учебников, но и в душах людей, которым удалось пережить те или иные катастрофы. Но что самое необъяснимое, потомкам этих людей передаются сны, образ мыслей, тревоги, память о каких-то ошеломляющих событиях. Те, кто хоть немного понимает в эзотерике, прекрасно знают, что внутри человеческой сущности может уместиться не один и не два личностных отпечатка. Главное, не давать волю внутреннему демону!
Когда я родился, а было это в 1956 году, дед еще не был старым. 50 лет всего. Ветеран войны, орденоносец, охотник и заядлый любитель леса. В его квартире над диваном висела кабанья морда. Помню, как мама однажды рассказала мне:
- Этого кабана дедушка Сережа сам убил.
- Из ружья? - поинтересовался я.
- Почему же из ружья? - возразил дедушка. - Просто ножом.
Я не поверил деду с мамой. Рыло того кабана было страшное. Клыки - с палец, массивный пятак, и все это покрыто густой жесткой шерстью. Такую и пулей не прошибешь, а как ножом-то?
Дед брал меня за грибами с 5 лет, но к охоте не допускал и в более старшие годы. Помню, попросил я подержать его ружьишко. Дед сказал:
- Сначала тебе захочется подержать, а потом и стрельнуть. Незачем это.
- Но ты же ходишь в лес с ружьем? - возразил я.
Дед ответил невозмутимо:
- Очень редко и только для вида. Дичь надо уметь брать руками, а человек с ружьем - самая главная дичь.
Благодаря деду к своим 13 годам я уже безошибочно отличал грибы, мог за секунду взобраться на любое дерево... много чего мог. Но именно тогда дедушка Сережа сильно меня напугал и удивил.
Ходили мы с ним собирать грибы, набрали 4 корзины маслят, а потом вышли к реке и там наткнулись на лагерь туристов. Те сидели у костра, распевали песни. Нас поприветствовали, пригласили, деда водкой угостили. Пока велись незатейливые разговоры про особенности здешней местности, стало вечереть. Один из туристов начал читать стихотворение:
- Мы живем, под собою не чуя страны, наши речи за десять шагов не слышны...
И тут мой дедушка перебил поэта:
- А чего это вам обязательно приспичило чуять страну под собой?
- Это стих Мандельштама, - сказал турист.
- Ясно, что не Есенина, - хмыкнул дед, - потому и уточняю. Почему под собою? Не вровень, не изнутри. Обязательно надо на страну вскарабкаться, а каково стране будет под вами? Не размышляли?
Другой турист обратился к деду:
- Какой-то вы агрессивный, товарищ...
- Тамбовский волк я для тебя, а не товарищ, - отрезал дед.
Я в этот момент заметил в его лице нечто лютое. Может быть, показалось и так отразился огонь в глазах. Не могу утверждать точно, но склонен думать, что именно в этот миг в нем начал просыпаться тот оборотень, которого до сей поры я не знал.
- Загостились мы с тобой у добрых людей», - сказал он задумчиво, когда стало ясно, что стремительно темнеет, а нам еще идти да идти.
- Ничего, дойдем, - ответил я. И добавил наблюдение: - Вон и луна сегодня полная...
Над соснами, что стояли забором на том берегу, появилась круглая лунища, обещая светить нам до самого утра. Но дедушка моего оптимизма не разделил, а даже наоборот, очень обеспокоился:
- Вот ведь какой я растяпа! Еще и водочки хапнул. Ну что за дед?
Я не понимал причин его беспокойства, а дед Сережа приблизился к здоровенной сосне, поставил корзины на землю и, торопливо выдергивая ремень из штанов, велел:
- Витюня! Привяжи меня к сосне, да покрепче. Сначала вот ремнем, а потом еще и веревками. Вяжи, не мешкай! Если допустишь слабину, то вырвусь и обязательно кого-нибудь пришибу насмерть. А может, даже тебя!
Несмотря на нелепость его обещаний, лицо у деда было крайне решительным, а потому я выполнил все его поручения. Примотал к сосне я дедушку - не оторвешь буксиром.
Дед ожидал чего-то, вслушивался, но разъяснял причину своих выкрутасов:
- Как раз в том самом возрасте, Витя, какой у тебя теперь, оказался я круглым сиротой. Девятнадцатый год был тогда, Гражданская война, а в нашей деревне народ взбунтовался. Сильно нас тогда доняли эти самые. Продразвёрстка, ети ее... Вот эти самые, в кожаных куртейках, и нагрянули отнять последнее. Батя у меня был из зажиточных, его и поставили к стенке одним из первых. Мать - вторая. Избу подпалили, в меня стреляли тоже, но я сбежал. Повезло, в общем, а деревню сожгли дотла. Я от горя и непонимания слова человеческого лишился.
По лесу ходил бессмысленно и умирал молча, даже не мычал. В тот самый час меня и подобрал самый настоящий оборотень. Дикий человек. Он меня выходил, а потом я три года жил в лесу как дикий зверь. Перенял многое... - не договорив до конца, дед Сережа напрягся, рванулся, пытаясь разорвать многочисленные путы, а потом завыл так жутко, что у меня волосы встали дыбом.
Часа четыре, наверное, дедушка вырывался, рычал и дергался с невероятной силой. Для меня это время до сих пор кажется вечным, наполненным одновременно сочувствием, страхом, полной безысходностью. Особенно жутко стало мне, когда ближе к рассвету деду Сергею удалось каким-то образом порвать веревку. Хорошо, ремни выдержали, а когда стало светать, дед заснул, стоя у дерева, и довольно громко храпел. Я же не знал - будить его или подождать еще. Так и сидел там, рядом, трясясь от страха и ночного холода одновременно. Лишь когда солнце показалось над макушками, дед открыл глаза и сказал устало:
- Ну все, волчонок. Спас ты сегодня и меня, и туристов этих поэтических. Отвязывай. Уже не набедокурю.
Шли мы с ним вдоль реки, из последних сил волокли корзины.
- Так чего же выходит, дедушка? Тебя в детстве оборотень укусил?
- Да не кусал меня никто, - ответил дед, - это все сказки про кусания. Дикий был человек от того, что сошел с ума. Не знаю, что с ним произошло, но в полнолуние лучше было держаться от него подальше. Запросто мог бы убить и съесть. В остальное время - ничего, но оборотень. Жил в лесу, охотился, как волк или даже как рысь. Вычислит, к примеру, тропу для водопоя, залезет на дерево и ждет. А когда мимо проходят олени, он сверху падает прямо на зверя, подминает его, пыряет ножом и ест сырого. Два раза он людей съедал. Он костров не разводил и мне не давал. Может быть, поэтому нас и не выловили вплоть до 1922 года. А потом его задрал кабан.
Мне повезло, но где-то через месяц после его смерти дичи не было никакой, я оголодал совсем. Вышел к железной дороге, и меня подобрал обходчик. Война к тому времени угасла, и про нее даже не вспоминали. Отправили в детдом, словно какого-то Маугли...
- Постой, дедушка, - вклинился я в его рассказ, - какая война? Ты вроде бы на войне воевал, а не в лесах скитался. - Да я воевал позже, уже на Отечественной. К тому времени, как она началась, мне уже стукнул четвертной...
— Значит, то было на Гражданской? - уточнил я.
Дед кивнул:
- Да, верно. Можно и так назвать, если в общих чертах, по учебнику истории. Я на человека стал походить только года через два. Как из детского дома перетек в армию и там кое-как догнал сверстников. Но лесные ухватки во мне остались навсегда, а главное, в полнолуние категорически нельзя пить водку. Теряю контроль над внутренним зверем. Для меня это и не война даже, а катастрофа. Сплошной кошмар. Вы в школе проходили про Тамбовское восстание?
Ничего подобного мы в школе в то время не проходили, да и сейчас, наверное, мало кому известно про Тамбовское, а вернее, Антоновское восстание. Припадков, подобных тому ночному озверению, за дедом Сергеем я больше не замечал. Скорее всего, дед как-то следил за лунными фазами, чтобы категорически не выпивать в полнолуние. Дед Сережа вообще был малопьющим.
Значительно позже, году, наверное, в 1987-м, на фоне разрастающейся гласности, мне удалось узнать про те далекие события. Потрясенный новым знанием, пришел я к деду Сереже с расспросами:
- Как же так? Почему этого не проходят?
- А чего ты хотел? - усмехнулся надо мной дед. - Людям надо жить, что-то строить, растить детей. Если смотреть в это прошлое, то ничего не выйдет, а пуще страшно, если такое у нас повторится!
- Ну как же? - пытался я возражать. - У нас, вон, в самом правительстве заявили, что перестройка - это революционный процесс.
- С огнем играются товарищи, - констатировал дед, - только дурачки так могут поступать.
Я стоял на своем:
- Но я бы так ничего и не узнал, если б не гласность!
И снова его аргументация оказалась сильнее, чем моя:
- Ну вот, узнал ты, к примеру, что твой родной дед - оборотень. И что тебе с этого стало? Жизнь улучшилась? Вроде бы не очень. Все эти знания лишние. Они могут быть, а могут и не быть. Не дай бог, попадут в руки тех самых товарищей, которые развязали революцию. Не к добру это все. Опираясь на старые обиды, разожгут новую бучу. Опять люди одичают, полезут глотки друг другу рвать, а товарищам только того и надо.
Деду было за 80, я вывез его в ту самую деревню, где когда-то был его дом. Дед не узнавал местности, да и кто ее теперь узнает? Это даже не та из опустевших ныне деревень, в которой хотя бы есть дома или остовы домов. Только бурьян растет вдоль дороги, да по холмикам или вдруг найденным кирпичам можно заподозрить, что были
здесь когда-то дома. Походили мы с ним среди запустения, и дед Сережа сказал, присев на бугорок:
- Природа берет свое, хоть что ты с ней делай. А ведь тут не только было жилье. Тут гремела артиллерия и даже авиация. Товарищ Тухачевский применил отравляющие газы, то есть устроил посреди своей страны химическую войну. Подумай только, волчонок, до какого зверства доходили люди!
Тогда я и спросил деда:
- Дед Сережа, почему ты меня с детства обзывал волчонком?
- Да мне думалось в мои 50, когда ты появился, что накопленные человеком качества передаются по наследству. Я тогда еще не забыл, как был разведчиком, как мог без проблем замаскироваться, взять языка, в одиночку и без единого выстрела уничтожить отделение противника. Но это, кстати, в полнолуние мне удалось однажды. Но, как видно, ничего такого не передалось. И слава богу. Хорошо, что я ошибался. Не волчонком ты был и не тамбовским волком вырос, не станешь кидаться на людей.
Я не стал огорчать дедушку. Беда и тайна состояли в том, что уже давно перед полнолунием я изолировал себя от людей. Спать вообще было невозможно, а если вывести меня из себя, то агрессия получалась неуправляемой. Пару таких эпизодов я зафиксировал для себя, чтобы ни в коем случае не употреблять в эти дни спиртного. Дед был прав - я волчонок... тамбовский волк...
Виктор
